[icon]https://forumupload.ru/uploads/000a/d4/f4/1945/t719533.jpg[/icon][nick]Константин Вишневский[/nick][status]князь[/status]
Перебор струн отвлек князя от дивной, таинственной улыбки юной цыганки, присевшей рядом, и заставил повернуть голову в сторону графа, выводившего ноты, от которых в грудной клетке зашептало бескрайним восторгом сердце, так жаждавшее свободы от земных пустых страстей. Вот такой свободы у костра, когда искры взлетают вверх, словно собираются поцеловаться где-то под куполом небесным со звездами.
Константин Петрович от холодной кристальной водочки и сна дневного, глубокого еще не отошел, как ему сладкого вина предложили.
Улыбка столичного гостя сделалась живой, наивной, открытой и искренней. Пение Нечаева добавляло в теплую летнюю ночь томной романтики. Неповторимый запах костра, храпение лошадей неподалеку, неспешный ужин в кругу цыган в почти крестьянской одежде придавало первому вечеру домашнего лада.
- Как красиво поет ваш друг, - загорелая Алмаза с алой лентой в черных кудрях склонилась к князю, и мягко прижалась к нему гибким телом, от которого исходил такой жар, что Константин Петрович нечаянно испил чашу вина до дна и ощутил, как все вокруг преобразилось, будто заливаясь новыми яркими цветами. - Только грустно, словно прошел он через боль и бурю...
Князь склонил голову набок, поглаживая девушку по плечу, и через пламя снова взглянул на Григория Михайловича, как будто увидев заново. Никогда в голову молодого человека не приходила простая, но очевидная мысль, что тот прошел через войну, видел столько смертей настоящих товарищей, бился на смерть. А теперь серебряным голосом запросто очаровал слушателей. Цыгане притихли под балладу, от которой веяло вереском, медвяными ароматами трав и глубокой раной, спрятанной где-то глубоко за своеволием и вздорным, мятежным характером.
Мучительно сведя брови от догадки, Константин Михайлович вдруг подумал о том, что отказ от выгодной женитьбы, должно быть, имеет под собой веские основания. Ведь не зря же вышел конфуз весной...
Право, вспоминать о нем князю меньше всего хотелось сегодня вечером, но он вдруг осознал, что застав кузину в бордельё с графом на Рождественском балу, зря толкал Нечаева к венцу. Граф весьма ловко буквально через пару месяцев подговорил немецкого промышленника проделать с сестрицей такой же пассаж, чтобы затем устроить скандал с изменой...
- Григорий Михайлович всегда в буре, - под нос прошептал князь и повернулся к цыганке, чтобы только не смотреть пристально на друга. Языки костра лизали еще полный тепла воздух и стремились вверх в темноту. Пригубив еще вина, юноша вдруг забылся яркими и будоражащими воспоминаниями.
Там, в глубокой пропасти памяти, вдруг всплыли события январских дней.
....
Тогда без конца и остановки шли приемы и балы. Приглашениями завалили весь дом, так что князь едва успевал бывать на каждом, выматываясь ужасно и проводя дни в разбитом состоянии, не слишком годном для молодого человека, созревшего для женитьбы. Последний Императорский бал обещал грандиозное количество гостей. Среди приглашенных значился и цесаревич Константин Павлович. Человек особых страстей, определенных наклонностей и чрезмерной решительности в вопросах пития и любовных приключений, именно он пригласил на торжество своего приятеля и по совместительству собутыльника графа Нечаева.
Но Вишневский ничего не ведал о данном обстоятельстве, так что в основном следил за приличиями всех многочисленных незамужних родственниц, а еще танцевал-танцевал-танцевал, постепенно расплавляясь от духоты, жары и бесконечных разговоров. Каждый раз когда объявляли перерыв, юноша выходил подышать на большую мраморную лестницу, беседовал с гостями, мечтая удалиться с глаз долой от толпы и кокетливых вездесущих невест, вызывавших у Константина Петровича приступы дурноты от их духов и поплывших лиц, на которых больше не держался макияж.
Пытка закончилась ближе к полуночи - самым неожиданным образом.
Юноша завидел кузину в компании высокого черноволосого офицера. Не сам, тетушка дернула за рукав и взвизгнула истерично:
- Вы только взгляните! Куда офицер тянет нашу Анну Николаевну?!
Константин Петрович прищурился и про себя помянул черта, сразу срываясь с места и спеша скорее в сторону бордельё, где дамы переодевали обувь, румянились и могли уединиться при крайней нужде. Конечно, не следовало врываться внутрь - это шло вразрез с правилами, но ведь еще у дверей парочка слишком тесно обнималась.
Щеки зарделись, едва только решительный князь распахнул двери, заставая картину непотребную и даже распутную. Незнакомец целовал кузину и трогал ее пониже талии, прижимая к чреслам, словно распутную девку.
- Что здесь происходит? Как вы посмели? Моя кузина - еще невинное дитя! - возмущение юноши было так велико, что он без стеснения осыпал крепкого гусара бранными словами и в конце перепалки кинул в него перчатку, вызывая на дуэль в защиту чести дамы, которую считал ближайшей родственницей.
Анна Николаевна выпучила только голубые глаза, испугалась чрезвычайно и из сладкой обольстительницы вдруг превратилась в дрожащую овечку, которую мог поругать на балу коварный сластолюбец. Конечно, на скандал сбежались люди, выяснилось, что обидчик некий граф Нечаев. Мужчины поделились на два лагеря в мнении о недопустимости коротких свиданий. Самые отчаянные вызвались стать секундантами. И все в спешном порядке, пока слух не добежал до императора и тот сам не явился разбираться.
Послали за доктором, если понадобится помощь раненому дуэлянту. А потом и вовсе соперников потянули с бала, считая стрельбу куда более интересным занятием, чем бесконечные танцы. Вишневский, выпивший пару бокалов шампанского, ощутил, что у него кружится голова уже в тот момент, когда друзья сажали его в карету, чтобы отправить поспать хоть на пару часов перед рассветом.
Они рассказали, что сперва граф пожелал драться на саблях, но потом все же удалось уговорить на пистолет. Константин Петрович достаточно хорошо не владел ни тем, ни другим. А еще вдруг узнал, что соперник его слыл сильным дуэлянтом и мог одним выстрелом оборвать жизнь противника. Ох, сколько волнения, трепета, сколько мыслей тогда крутилось в голове у князя... За два часа до рассвета он утратил возможность здраво мыслить и сто раз пожалел о своей глупой храбрости.
Григорий Михайлович тогда вообще не покидал головы юного князя... Особенно та улыбка, с которой была принята перчатка. Насмешливо- снисходительная, как будто от неразумного птенца.
В то морозное утро падал белый, легкий, невесомый снег. Через тучи пробивались лучи солнца, серебром осыпая деревья и прибывших к назначенному месту дуэлянтов. Константин Петрович не чувствовал ног под собой, когда выходил из кареты, снимал пальто, ждал, когда проверят пистолеты и дадут обоим оружие выбрать.
А граф оставался спокоен и сосредоточен до последнего, но примирения не принял. Он встал полубоком в одной белой рубашке, долго примеривался из выбранного пистолета, как будто и не прицеливался вовсе, а играл, а потом... случилось что-то неожиданное. Выстрел. Еще один.
Рука Вишневского дернулась от неожиданности. А на левом плече у графа появилась алое пятно...
...
- О чем задумался, мой хороший? - Алмаза отвлекла князя от воспоминаний как раз тогда, когда песня стихла, оставив за собой лишь покалывание в кончиках пальцев. Казалось, как тогда руки заледенели, и их граф Нечаев снова растирал после дуэли, предлагая поехать покутить и помириться совершенно. Способствовал этому и примчавшийся на дуэль цесаревич, взявшийся за знакомство недавних противников. А что выстрелил князь внезапно и неожиданно "метко", то дело житейское... не ссориться же в самом деле из-за женщин добрым приятелям?
- Ни о чем важном, Алмаза, воспоминания, как дым, клубятся надо мной, - Константин Петрович скромно принял угощение из рук цыганки, а та, чувствуя внезапную печаль Вишневского, поцеловала его в уголок губ и пообещала развеять тоску цыганским весельем. И ведь правда не обманула, когда позвала девушек и парней табора, чтобы спеть и станцевать зажигательно, как будто тешилась надеждой увлечь гостя юной красотой.
Ведь и талией, и грудью, и лицом хороша была Алмаза. Любой помещик захотел бы ее в ночь увезти, но от чего-то загляделась она на скромника, и теперь вихрем юбок, пением, звоном монистов завораживала и зажигала этот вечер, пока князь допивал уже третью чарку.
Помнилось потом, что вроде в ладоши князь хлопал, и в пляс пустился, и даже целовался где-то в темноте с Алмазой посреди лугов. Только ночь нахлынула внезапно забытьем тяжелым. Выключила свет в окне.
Тяжелый морок навалился на плечи Константина Петровича, отяжелели ноги, веки опустились... Заснул юноша неизвестно где и как. А когда уже очнулся ранним утром, то лишь на мгновение от того, что холодно стало. Прижался к теплому боку в свежем траве сеновала и снова провалился в сон, где дивные все образы снились, поцелуи нежные, долгие, объятия страстные и желанная радость от того, что ладонь горячая и жадная до его плоти добралась...
Путалось сознание, совмещая дуэль, веселые поездки с графом Нечаевым и ссору из-за кузины, братание в салонах и брудершафт в Саратове, но чаще всего в этом сне мелькало платье цыганки, как будто пламя, через которое видится лицо Григория Михайловича, его голос слышится и его руки.
Князь проснулся и открыл глаза, чуть поворачивая голову. Он был укрыт кафтаном друга, лежал с ним так близко в стоге, слыша пение птиц где-то наверху. И не мог подняться, потому что голова до сих пор кружилась неправедно.
"Посплю еще", - подумал, доверяясь Григорию Михайловичу совершенно. В самом деле, выпили они изрядно, чтобы обратно ехать...